Не помню, кто из писателей сказал, что настоящие таланты должны сидеть в потемках. В том смысле, что человек не обязан во что бы то ни стало стремиться к успеху и популярности. Вот и известная пастернаковская строчка о том же самом – «быть знаменитым некрасиво, не это поднимает в высь». Ведь если есть настоящий талант, его все равно не скроешь, пусть даже живешь в глуши лесов. Как, например, резчик по дереву Сергей Лоскутов. Живет он в маленькой деревушке Новинка, но о его работах наслышаны в Вологде, их покупают москвичи. А с некоторых пор знают о них и прихожане храма Святителя Николая в Видяево, где находится резная икона мастера. Кстати, на большие резные иконы я и засмотрелся, когда вошел в его дом. Подобного я еще не видел – в православных церквях к ним относятся настороженно, можно сказать, не благоволят, а на художественных выставках предметы религиозного культа обычно не выставляют, поскольку это не принято. Поэтому то, что его икона оказалась в поселке военных моряков, это, скорее, исключение. Сергей сам спрашивал об этой проблеме видяевского священника, но тот оказался другого мнения и сказал, что излишек резьбы на иконах не возбраняется, а от обычной иконы резная отличается только тем, что сложна в изготовлении. Я смотрю на Георгия Победоносца. Светлое дерево, искусная резьба, поверженный деревянный дракон. Символика настолько значительна, что будет так же глубока, по-моему, и в камне, и в красках. Настолько сильна мысль, заключенная в композиции, что, кажется, порвать узы с куском бесформенного дерева ей было легко, а потом выступить на доске изящной узнаваемой фигурой. И застыть...

С икон и начали мы с мастером говорить о его искусстве. По-прежнему посматривая на икону, спрашиваю его о них. Все-таки мало примеров, когда резчик не ограничивает себя изготовлением бытовых предметов, а начинает создавать иконы. Это же специфическая область творчества. Обычно для этого требуется какой-то особый толчок. Сергей Васильевич рассказал целую историю, чем-то напоминавшую притчу про то, как случайно в обыденном деле человек открыл для себя новый мир. Где-то в самом начале девяностых один парень заказал у него вещь. Мастер просьбу выполнил, а у заказчика денег не было (их вообще тогда мало ходило по стране в эпоху бартерных сделок). И парень предложил расплатиться книгами.

- А что? Я согласился. Так вот, одна из них была посвящена оформлению храмов. С тех пор я и увлекся иконами, они словно втянули меня в себя. Да, я понимаю, отношение к резной иконе со стороны церкви отрицательное. Хотя почему? Я знаю, по преданию, первая икона как раз была резная. При чем здесь каноны? В средние века иконы писали ограниченным количеством красок, но сегодня у нас другие возможности и технологии.

Я говорю, что его бы хорошо приняли католики, те любят барельефы, скульптуры.

- Наверное. Я сейчас как раз хочу попробовать себя в скульптуре. У меня уже есть и набросок, - он достает папку, показывает карандашный рисунок ангела. – Когда я вырежу его, уверяю, он будет смотреться по-другому.

Произносит это с интонацией человека, глубоко обдумавшего идею.

 - Делая скульптуру, барельеф или, скажем, горельеф, обязательно надо иметь рисунок, набросок. Но, мне кажется, этого мало. Нужно чувствовать интуитивно, держать в воображении ту или иную деталь, ведь рисунок все равно не дает объема, являясь как бы основой. Я вот уже полгода вынашиваю своего ангела, полностью им захваченный. Для меня это новая цель. Создание всего остального: мебели, икон – не кажется уже таким трудным.

Мне нравится рисунок ангела. Я пытаюсь представить его, когда он рано или поздно будет находиться здесь, в комнате. И слова резчика (вот он сидит рядом на диванчике) идут от новой идеи к корням творчества.

Вырезать его никто не учил, он, как говорят, самоучка, причем в дерево влюблен навечно. Если бы представилась возможность выбирать, с каким материалом ему работать, все равно бы остановился на нем. Именно к дереву тянулся прямо с младенчества. В четыре года, как рассказывали ему потом, он стаскивал со стола ножик и что-то пытался вырезать.

- Позже отец подарил мне свой складной нож, который привез еще с войны. С тех пор мне дома официально разрешили работать с режущими инструментами. Отец трудился кузнецом и тот же инструмент мастерил сам, так что уже в десять-двенадцать лет у меня была своя столярка. Но резьба по дереву тогда не затмила все остальное. Помню, еще подростком я увлекся судо- и авиамоделизмом. Нравилось пробовать себя в чем-то новом. Там, в Сибири, где мы жили тогда, работал по кедрачу. Это очень легкое для резьбы дерево, недаром из него делают карандаши. А такая доска при сушке никогда не гнется.

Казалось, самая стать молодому человеку, увлеченному резьбой, конструированием, пойти учиться в какое-нибудь художественное училище, ведь склонности и талант обнаружились рано. Но, как ни странно, все профессии, которыми Сергей Лоскутов овладел, были очень далеки от искусства. Интересно, какие профессии он в жизни перебрал? Мог, например, служить в армии, так как в свое время закончил военно-авиационную школу механиков. В 94-м году ему в военкомате предлагали отправиться по контракту в Югославию, но он отказался. Мог где-нибудь в Сибири работать слесарем-ремонтником буровых установок. Став взрослым, он не сразу потянулся к резьбе. Одно время его просто привлекало быть свободным художником, принимать заказы, что-то оформлять.

- Замечательно. Сам распоряжаешься своим временем, получаешь за работу неплохое вознаграждение. Но времена были еще доперестроечные, такие заработки хоть и практиковались тогда, но системой не приветствовались. Мне даже предложили перейти работать непосредственно в художественную мастерскую с окладом чуть больше ста рублей. А зачем мне это надо? Взял и уехал в соседний район.

То время важно для него одним эпизодом, который и определил для него все. Однажды попалась ему в руки книга по резьбе с множеством фотографий. Там были разделочные доски и прочее. Полистал, почитал и почувствовал, что резьба увлекает уже по-настоящему. Вот оно, окончательное его призвание. В сторону кисти и краски! Ему чуть за тридцать, так что еще успеет добиться совершенства. Я понимаю, Лоскутов действительно старался и достиг чего-то, раз спокойно признается, что многие вещи ему легко делать. Да и уровень уж не тот, чтобы, пусть и на заказ, с желанием мастерить табуретки. Вот ангела изваять – это иное.

Надо ли отдельно говорить о славе и признании художника? Или это, вспоминая слова Пушкина, “ветхая заплата на скромном рубище певца”. Я думаю, стоит, если художник не гонится за ними специально. Если бы ставил Лоскутов все это во главу угла, во-первых, и не был бы настоящим творцом, а во-вторых, не жил бы в глухой деревушке. Понятно, что в городе он больше бы нашел заказов и известности.

- Ну да, - соглашается он, - здесь в округе кто будет заказывать мебель ручной работы? Дешево это не может стоить. Недавно у меня один москвич купил мебель, сделанную без единого гвоздя. Но то столичный житель с деньгами. В области обо мне знают. Скажу больше, считают лучшим резчиком Вологодчины. У меня есть даже Диплом первой степени. А в Вологде я в свое время представлял Деда Мороза. Вот, у меня на стене висит эта работа.

Я еще раз всматриваюсь в вырезанный из светлого дерева  знакомый с детства лик. А этот, лоскутовский, особенно хорош. Образ мягкий, ласковый. Словно из дремучих дерев показалось доброе, милое лицо. Дед улыбается, кажется, сейчас подмигнет и скажет: “А вот, гляди, какой я тебе сейчас подарочек дам”.

- А как-то меня пригласили на ярмарку “Русский лес”, куда приезжают резчики со всей области. Я там выставлял свой подсвечник. Места не присуждали, просто смотрели работы.

Он может сделать мебель в любом стиле. Хотите в духе Ренессанса – пожалуйста. Ампир, рококо – и это подвластно. Но мастер любит, по собственному признанию, разрабатывать свои стили и направления. Недавно ему удалось найти мало применяющийся сейчас вид резьбы, он называется гербштат. По его словам, резчики пользовались им до революции. И тут же продемонстрировал, чем он отличается от других:

- Видите, - здесь так называемая внутренняя геометрия, там и находятся грани.

А где он берет материал для работы? Наверное, нужна какая-то особая порода деревьев? В воображении у меня сразу возникло красное дерево, черное.

- У нас в России все же мало ценных пород. Применяется обычно липа, осина, береза, черемуха, рябина. Даже сирень и можжевельник. И еще отлично подходит ольха, у нас в стране ее пятнадцать видов. А где тут найдешь красное дерево? Это экзотика. Да и достоинства его для резьбы преувеличены.   

К концу разговора с мастером его работы я воспринимал по-другому, хотя и не расспрашивал о тайнах ремесла. Просто теперь больше виделся труд человека со всеми его раздумьями, мыслями, прочитанными книгами и вдохновением, без которого изготовленный стул будет просто стулом, частью интерьера, а не произведением искусства. Я еще раз постоял перед иконами. “Вот Почаевская богоматерь, рядом Владимирская”, - охотно показывал их Сергей Васильевич. Напротив воин-викинг. Но тут уже выжигание по дереву. Замечательное кресло со сложной резьбой. Конечно, это не все его работы, часть их уже продана. Но появятся новые, возможно, совсем другие.

- Вы имеете в виду ангела?

По-моему, он уже где-то притаился в куске дерева, ждет своего часа, чтобы расправить крылья. Осталось только осторожно прикоснуться резцами к материалу.

Фото автора.